Так уж повелось, что слово «одиночество» вызывает, по большей части, неприятные чувства. Сразу всплывают ассоциации - «быть брошенным, оставленным», «быть никому не нужным», «ощущение пугающей пустоты» и т.д. Однако, есть люди, которых совсем не пугает это слово, наоборот, они ощущают комфорт, умиротворение, находясь наедине с самими собой, для них это источник силы, возможность осмысления чего-либо, осознания.
«Способность индивида к одиночеству является одним из важнейших признаков зрелости эмоционального развития», - заявляет Дональд Винникотт, британский детский психоаналитик. Способность к одиночеству, заявляет он, связана с существованием во внутренней реальности человека цельного хорошего объекта, благодаря чему человек чувствует себя комфортно, удовлетворенно, свободным от тревоги, даже в отсутствие каких-либо внешних объектов. Способность к одиночеству основана на опыте одиночества в присутствии кого-то, обычно материнской фигуры или значимого другого. «Это опыт пребывания маленького ребенка в одиночестве в присутствии своей матери. Таким образом, в основе способности к одиночеству содержится парадокс: она представляет собой опыт пребывания в одиночестве при одновременном присутствии кого-то другого». Благодаря таким взаимоотношениям с матерью у ребенка формируется уверенный стиль привязанности, помогающий ему становится более способным к самостоятельности. Младенцу необходимо осознавать непрерывность существования своей надежной матери. «Мать или ее фигура присутствует и является олицетворением надежности, несмотря на то, что в какой-то момент ее может представлять кроватка, коляска или общая атмосфера, созданная матерью», - пишет Винникотт. Ребенок в своем воображении воспринимает фигуру матери в окружающем, и это незримое присутствие матери вселяет в него уверенность и освобождает от тревоги, даже если матери нет рядом какое-то время.
«С течением времени индивид перестает нуждаться в действительном присутствии своей матери или фигуры матери», - пишет Винникотт. «Это обычно называют образованием «внутренней среды». При этом «внешняя среда, поддерживающая Эго, постепенно интроецируется и становится частью личности индивида, в результате чего у него появляется способность действительно находится в одиночестве». Но, «даже в этом случае всегда присутствует кто-то еще: кто-то окончательно и бессознательно отождествленный с матерью». Этот «кто-то» и есть тот самый интроецированный цельный объект, который дает человеку ощущение безопасности, благодаря чему человек способен к доверию самому себе и своему миру.
«Лишь в одиночестве (то есть в присутствии кого-то) младенец может открыть свою личную жизнь» - отмечает Винникотт. Такая жизнь регулируется подлинными потребностями ребенка под «руководством» подлинного «я», которое черпает поддержку в надежном хорошем объекте самости, который, в свою очередь является «продуктом» заботливого и поддерживающего внешнего объекта, поощряющего ребенка на спонтанное поведение и не препятствующего проявлению его индивидуальности и самостоятельности, т.е. способности к одиночеству.
При отсутствии на ранних стадиях развития ребенка достаточного внимания к его эмоциям и влечениям со стороны матери, чревато тем, что он не научится понимать себя, осознавать свои желания и чувства. Вместо этого он будет делать то, что желают от него взрослые и будет думать, что этого он хочет сам. Во внутреннем мире такого послушного ребенка зияет пустота. И всю жизнь его будут преследовать ощущения, что он живет не своей жизнью и не является самим собой. И такой человек все больше будет подавлять свои чувства и влечения и ориентироваться не на свой внутренний мир, а на внешний - на окружение и обстоятельства. Так формируется «ложное «я», которое живет «ложной» жизнью, основанной на реакциях на внешние стимулы.
Но внутри этой «ложной самости» все же живет «подлинное «я» (порой основательно замурованное) с его непосредственными импульсами и влечениями, которые дают знать о себе в минуты пребывания в одиночестве, в моменты встречи с самим собой.. Именно эти «голоса», взывающие к человеку из глубин «подлинной самости», требующие его внимания, упрекающие в игнорировании собственных желаний, потребностей и чувств, вселяющие в него чувство вины, делают одиночество столь непереносимым.
